ВОЙНА ГЛАЗАМИ РЕБЁНКА

Я рос в обычной семье и был единственным ребёнком. Родители работали на заводе, а меня водили в детский сад.

– Завтра, Максимушка, у нас с папой выходной. Пойдём тебе покупать сандалики. Лето уже наступило, а ты всё в прошлогодних ходишь, уже и пальцы выпирают, – сказав это, мама меня поцеловала и, пожелав спокойной ночи, удалилась. Я был так рад, что не мог дождаться утра. Если бы я только знал, что это утро изменит всю мою жизнь.

Проснулся я от того, что мама одевала меня спящего, а на улице было уже светло.

– Война, война… как же так,  Митенька?! – причитала она, обращаясь к папе. Он лишь молча собирал вещи.

– Что случилось, мама? – спросил я.  Не успела мама ответить, как где-то вдалеке прогремел взрыв. От испуга я вскочил и обнял маму.

– Не бойся, мой хороший, я с тобой. Мама не даст тебя в обиду.

– Выходим.– Папа взял меня за одну руку, а в другую вещи и направился к двери. Мама в оцепенение стояла возле моей кровати, где ещё остался след ото сна.

– Настя, уходим!

Мама быстрым шагом догнала нас, и мы все вместе вышли. Вся улица была заполнена людьми. Были слышны стоны и слёзы женщин и детей, и каждый повторял «Война…война...»

– А куда мы идём, мама?

– Подальше от войны, мой хороший, – сказала она. Из её глаз покатились слёзы. Я не понимал, что происходит, но мне было очень страшно. Все мои знакомые, друзья из садика, молча шли в одну колонну.

По дороге нам повстречались люди в военной форме. Они о чём-то поговорили с папой и с другими мужчинами. Потом все начали поспешно собираться.

– Настя, у нас теперь разные дороги. Я ухожу на фронт, а ты будь сильной и береги нашего сына.

– Нет, Митенька, нет. Не уходи, прошу! – Мама почти кричала, крик её был наполнен отчаянием.

– Ты же понимаешь, что надо. Нужно присоединиться к нашим войскам. Нам надо воевать…

– Это как в нашей игре, в которую мы играем с пацанами? – спросил я. – Вас тоже будут убивать понарошку?

Из глаз отца покатилась мужская скупая слеза. Он поцеловал меня в лоб.

– Максим, оставляю тебя за главного. Береги маму, пока я не вернусь… Я вернусь, обещаю! – сказал он, как будто бы читая в глазах мамы вопрос.

Все мужчины и молодые ребята ушли, а мы продолжили путь. Идти было тяжело, ноги болели от усталости. Шли мы долго. Вдруг кто-то из толпы крикнул: «Ложи-и-ись!!!».

Над нами пролетел самолёт, раздались взрывы. Мама так сильно прижала меня к себе, что мне стало больно, но страшно было мне ещё больше. Мы поднялись и начали бежать. Впереди был лес. Рядом лежали раненые. Было много крови. Они просили о помощи. Только тогда я понял, что значит война не понарошку, а взаправду.

В тот день погибло много людей, среди которых были и дети. Мама молилась тихо-тихо, но я слышал, как она благодарила Господа за меня, за то, что я жив. Ещё она просила сохранить жизнь папе.

Когда мы вышли из леса, нас взяли в плен. Отстающих солдаты в незнакомой форме расстреливали на месте. В основном среди убитых были старики. Мама несла меня на руках и постоянно молилась, молилась, молилась…

Нас заперли в старом сарае. На улице были слышны разговоры не на нашем языке и лай собак.  Страшно хотелось кушать, но я не мог ныть, ведь теперь я был за главного.

– Мама, а кто эти дяденьки? Почему они убивают? И почему нас заперли? 

– Это немцы, сынок. Они хотят быть главными, а тех, кто им мешает, они убивают.

– А зачем им мешать? Пусть будут главными.

 Мама грустно улыбнулась.

– Это не игра сынок.  Если они станут главными, нас всех убьют, и мы не увидим больше папу. Не сможем, как раньше, вместе гулять. Мама обняла меня и заплакала…. Плакали все вокруг. Нас не выпускали несколько дней. Кормили объедками, которых не хватало на всех. Каждый раз кого-то забирали, обратно те уже не возвращались. Голод и жажда мучили всех. Некоторые падали в обморок и больше не просыпались. Я не мог разговаривать, у меня не было сил, но я держался ради мамы, уж слишком сильно я её любил. Закрыв глаза, я вспоминал, как мама уговаривала меня поесть, а я капризничал, хныкал и расстраивал маму. Теперь я бы съел всё, что она мне давала, и просить было бы не нужно.

Ночью нас с мамой забрали на допрос (она так сказала). Комната, в которую мы вошли, была небольшой. Посередине стоял стол, за которым сидел толстый немец. Вкусно пахло едой, от чего у меня закружилась голова. Мама подхватила меня на руки, а немцы начали смеяться. Один из них заговорил на нашем языке.

– Хочешь кушать, мальчик?

 Я просто кивнул головой.

– Если твоя мама будет правильно себя  вести, то спасёт тебе жизнь. А если нет, то вы умрёте оба. – Немец размахнулся и ударил маму по лицу с такой силой, что она упала вместе со мной на руках.

Я, забыв про голод и страх, вскочил из последних сил, схватил немца за руку и сильно укусил. Он ударил меня, но я продолжал болтаться на его руке. Он вытащил пистолет, чтобы выстрелить. Мама начала кричать, крепко ухватив меня за  ноги. В это время раздался взрыв.

– Русиш, русиш! – крикнул один из немцев.

Снаряд попал в дом, где мы находились, и снёс его наполовину. Нас унесло взрывной волной. Я открыл глаза, но вокруг было очень тихо, несмотря на то, что все вокруг бегали и взрывались снаряды. Мама подняла меня с пола и, вырвав из рук убитого немца пистолет, побежала в сторону сарая. В этой суматохе никто нас не заметил. Открыв дверцу сарая, она выпустила пленных. Мы ринулись в сторону леса. Немцы, заметив побег, побежали за нами с собаками. Их было двое. Дедушка моего друга Антошки Эдуард Петрович тоже взял оружие у мёртвого немца и начал отстреливаться. В одного он попал, тот упал на землю, придавив поводок овчарки. Животное попыталось вырваться, но не смогло. Второй немец, убив нескольких пленных, продолжал погоню. Эдуард Петрович выстрелил в него, но попал в собаку. Фашист разозлился и побежал быстрее, догнав меня с мамой. Он толкнул маму, она упала на колени, а я – на землю. Слух начал ко мне возвращаться. Немец наклонился, чтобы ещё раз нанести удар, но мама резко повернулась и выстрелила в него трижды. У мамы тряслись руки, она стояла, как вкопанная, пока Эдуард  Петрович не схватил её и меня за руки и не скомандовал бежать.

Мы бежали долго, но взрывы были ещё слышны. Уже светало, когда обессиленные мы вышли на опушку леса. Куда идти и что делать дальше мы не знали и решили передвигаться только ночью. На опушке росла земляника. Благо её было много, и мы смогли хоть немножко заглушить голод. Эдуард Петрович показал травы, которые можно есть. Пару дней мы добирались до наших и, наконец, дошли. Опять начались допросы, слёзы. Но через пару дней все прекратилось. Мама сказала, что уже разобрались. Через командира мы смогли узнать, что мой папа живой.

Мама устроилась санитаркой, а я был её помощником. Меня полюбили все больные. Говорили: «Раз Максимка тут, значит, и болезни быстро пройдут». Я танцевал и пел для них, носил водички, помогал кормить. Нас кидали из одной санитарной части в другую, мы пережили много бомбёжек и уцелели. Мама сказала, Бог слышит наши молитвы и бережет нас.

В январе 1945 г. к нам в госпиталь чудом попал мой папа. Мы долго его лечили, он перенёс множество операций. В апреле он уже мог ходить самостоятельно. Девятого мая, когда  объявили  о Победе,  мы  всей  семьей плакали от счастья. Мне было всего девять лет. Война лишила меня беззаботного детства, но в сердце жила стойкая вера в прекрасное  мирное будущее.

Марият АЛИЕВА.