НОРМУ СЖАЛА И УПАЛА

Солнце над селением Батур всходило поздно, так как оно с трёх сторон было окружено холмами. С восточной стороны холмы были волнистые, обрывались крутыми скалами, которые задерживали солнечные лучи, не давая им сразу осветить селение. Поэтому люди здесь вначале селились на западной стороне холма, куда первыми падали солнечные лучи.

Для экономии места дома строили террасами. С такой же целью в доме под полом они оборудовали сарай для содержания скота, превратив его плоскую крышу в веранду, обложив её каменной оградой либо забором из кизяка.

Чтобы кизячный забор не портился от осадков, его сверху делали покатым и обмазывали навозом. Плоской была и сама крыша дома, сделанная из утрамбованной глины. Трамбовали её с помощью каменного катка. Крышу делали с уклоном, чтобы дождевая и талая вода на ней не задерживалась. По жёлобу она стекала на улицу. Часть крыши простиралась и над верандой, защищая её от дождей и снега.

На веранде хозяева дома хранили кизяки  и  разный  скарб.  В  тёплые  дни  здесь  они отдыхали и занимались различными хозяйственными делами, так как внутри дома из-за отсутствия окон было темно. Вместо них под самым потолком были пробиты два три застеклённых отверстия, через которые плохо проникал свет. В комнате мало было света и от того, что его поглощали чёрные потолочные брёвна и жерди, обработанные мазутом, чтобы их не повредили древесные жуки.

Когда-то в селении на самой макушке холма располагались дворец талхана и мечеть, куда по пятницам мужчины ходили молиться. А в остальные дни мулла и его помощники учили мальчиков арабскому языку и Корану. Учили так старательно, что многие их воспитанники стали муллами и работали священнослужителями в Баршамае, Доргели и других селениях Дагестана.

Ученики занимались и переписыванием Корана. Его рукописные копии имелись у многих жителей села. Имелась и другая арабская литература, в том числе религиозные писания местных авторов. Их стихи назывались турками. К сожалению,  рукописи не сохранились, так как в годы войны с немецкими захватчиками люди использовали их для растопки печей из-за отсутствия керосина.

В начале советской власти была разрушена и мечеть. Она была разобрана, а строительный материал был использован для строительства школы на низине под холмом.

В строительстве школы участвовала вся молодёжь села. Ребята выстраивались цепочкой и передавали друг другу разобранные от мечети камни до школы. На её строительство пошли и камни от ранее разрушенного дворца талхана. Школа ещё не была завершена, как в ней открыли ликбез, и стали учить жителей села грамоте. Вначале учили их на латинском языке, потом для обучения учащихся национальным языкам филологи адаптировали русский алфавит.

Училась в ликбезе и Ярай Бата. Она с малых лет после смерти родителей осталась сиротой вместе с двумя братьями и сестрой. В  ликбезе она научилась писать своё имя на латинском языке. На этом её учёба закончилась, и больше  она  нигде не училась,  так  как  с  сестрой работала в поле и вела домашнее хозяйство, помогая братьям, учившимся в Буйнакске на учительских курсах. Поэтому она всю жизнь документы подписывала своим именем корявым почерком латинским шрифтом.

Такое же образование в ликбезе получили и её одногодки. И, конечно, они плохо разбирались в советских законах. Пользуясь этим, местные хакимы под видом налогов отбирали у них топлёное масло, яйца и другие продукты. В военные годы они насильно заставляли сельчан приобретать облигации государственного займа, хотя это было дело добровольное. Чиновники потом отобрали у них облигации, обещая за них выплатить деньги. Но люди ничего не получили, неизвестно, куда облигации делись.

Ещё до советской власти богатые люди из верхнего села стали переселяться на низину за речкой, построив дома на своих земельных участках. Первым переселился коммерсант Ханзи. Дом у него был двухэтажный. На первом он разместил склады и магазин.  Торговал он успешно, и в годы НЭПа накопил солидное состояние. Но когда началась коллективизация, Ханзи продал всё своё имущество, приобрёл золотые изделия, бриллианты и всей семьёй уехал в Гуниб, где его никто не знал. Оставшийся после его отъезда пустой дом правление колхоза и сельский совет приватизировали и заселились в него.

Вот сюда по утрам созывались на колхозные работы жители села. Созывал их громким голосом глашатай. Кричал он через определённое время три раза. Первый раз он кричал ещё засветло, чтобы колхозники успели выгнать свой скот на место его сбора для отправки на пастбище. Стадо собиралось под холмом на развилке дорог, где сливались ручейки, вытекающие из двух долин. Пастух гнал стадо на пастбище в горы на альпийские луга.

Ещё до призыва глашатая Ярай Бата успела подоить свою корову, вычистить стойло и выгнать её в стадо. Корова была местной породы и мало давала молока. Прежде чем выйти со двора, корова зашла на веранду и  наложила на ней круглую чёрную лепёшку. Бата не успела её убрать, так как заплакала дочка, лежащая в колыбели. Бата пошла в комнату, распеленала девочку, взяла её на руки и стала кормить её грудным молоком. Её она родила после возвращения мужа с войны, и сейчас ей было пять месяцев. Кроме дочери  Бата имела и сына Алила шести лет. За сыном и дочерью она ухаживала одна, так как мужа Куши дома не было. Его мобилизовали на рубку леса в Сибирь вместе с другими трудоспособными мужчинами. Потому в колхозе в основном работали женщины. Сейчас они убирали пшеницу. Жали они её серпами, ведь комбайна в колхозе не было. Истощённая каменистая земля давала мало урожая. Да и большую часть того, что колхозники собирали, они отдавали государству на заготовку сельхозпродукции. Так что им на доход мало что оставалось. В связи с этим остряки сложили даже стишок:

У колхоза Карла Маркса

Работа есть, а хлеба нет.

Пока Бата кормила дочь и сына, глашатай уже в третий раз прокричал, созывая сельчан на работу. Заставляли на уборку ходить всех.

Выгоняя женщин на работу, по дворам ходил колхозный бригадир Исмаил. Он ездил на лошади, помахивая плёткой. Иногда ею он замахивался и на женщин. Поэтому они боялись его и старались поскорее выйти со двора при его появлении.

Бата не успела управиться до прихода бригадира и всё ещё продолжала пеленать девочку и укладывать её в люльку. Появившийся перед воротами Исмаил, даже не поздоровавшись с Бата, направив на неё плётку и не слезая с лошади, обратился к ней:

– Эй, женщина, ты разве не слышала, как глашатай в третий раз прокричал, чтобы вы    собрались перед конторой колхоза? Вас плёткой выгонять, что ли?

– У меня маленькая девочка в люльке. Кто за ней будет ухаживать, пока я на работе?

– У тебя есть сын. Он за девочкой присмотрит.

– Он ещё маленький. Он не справится.

– Ничего с твоей дочкой не случится. Скорей скоси свою делянку и  приходи домой. Не выйдешь на работу, за прогул тебя могут в тюрьму посадить. Ты этого хочешь?

Бата слышала о том, что за опоздание и невыход на работу людей штрафовали и сажали в тюрьму. Поэтому она не смела перечить бригадиру.

– Сынок, я ухожу на работу. А ты смотри за сестричкой и, если она будет плакать, качай её люльку. Я постараюсь поскорее управиться и вернуться домой, – сказала Бата сыну, погладив его по голове. – Ты понял, сынок?

– Да, мама. Я так и сделаю, как ты говоришь.

Отдав последние указания сыну и проверив, не слишком ли туго привязана малышка в колыбели, Бата оделась в свою чёрную диква, состоящую из длинной чёрной материи, крепящейся на голове с помощью булавки или иголки. Поверх диква надела лёгкую безрукавку, украшенную коралловыми бусами,  взяла свой серп и пошла за бригадиром к конторе колхоза. Здесь уже собралась вся женская сила колхоза. Бригадир повёл женщин в поле и показал каждой из них дневную норму уборки.

Жать пшеницу серпом, согнувшись, дело было нелёгкое. Надо было одной рукой обхватить и зажать стебли в кулак, а другой серпом под корень срезать их. Устав резать стебли, согнувшись, женщины становились на колени, садились на землю. Так, меняя позы, они работали до боли в спине, иногда делали перерыв, чтобы попить водички, дать рукам отдохнуть. Ещё труднее стало работать, когда солнце вставало  в зените и начало припекать.

Думая о дочке, оставленной на попечении сына, Бата работала без передышки, чтобы поскорее закончить свою норму. Несмотря на то, что сняла с себя верхнюю одежду, она вся вспотела, пот тёк у неё по спине, по лицу, заливая глаза. От пыли, летящей от стеблей пшеницы, они стали красными. Видя её неистовство, женщины стали говорить ей:

– Бата, сделай передышку, посиди немного. А то ты так изведёшь себя.

– У меня дома дочка одна в колыбели на попечении сына осталась. Боюсь, как бы чего с ней не случилось. Потому тороплюсь свою норму закончить  и вернуться домой, – говорила Бата, вытирая пот и пылевую грязь с лица.

Дома, в самом деле, было не всё благополучно. Маленькая Амина вначале спокойно спала в люльке на веранде. Видя, как она спит, уйдя в комнату, на тахте заснул и её брат Алил. Спал он так крепко, что не услышал, как  Амина, проснувшись, стала плакать.

Услышав её плач, из соседних домов пришли три маленькие девочки и стали качать люльку, чтобы малышка успокоилась и заснула. Но Амина продолжала плакать и не успокаивалась. Девочки не знали, что делать и стали друг с другом советоваться, как им быть. Одна из них предложила то ли в шутку, то ли всерьёз дать малышке кашицу от коровьей лепёшки, которая чернела на веранде. Другие девочки отвергли её предложение.

– Как можно такое? – говорили они. – Девочка ведь может умереть.

– Не бойтесь, ничего не будет. А то она от плача может умереть. Смотрите, как она, бедная, надрывается.

Видя, как малышка захлёбывается от плача, девочки решили накормить её чёрной кашицей, и пальчиками набрав её небольшой комочек, положили ей в рот. Малютка проглотила чёрную кашицу и перестала плакать. Девочки, увидев, что она успокоилась, ушли к себе домой.

Бата же, не останавливаясь, всё жала и жала, пока не закончила выделенную ей полоску пшеницы и, обессилев, упала на поле и потеряла сознание. Женщины, заметив её состояние, оставили свою работу, окружали её, обмыли ей лицо холодной водой, и привели её в чувство.

– Бедная Бата, сжала свою норму и свалилась с ног, – причитали женщины. – И зачем она себя так истязала? На колхозной работе умирать, что ли?

Бата, наконец, пришла в себя. Немного отдохнув, она встала на ноги, собрала и связала в снопы сжатые ею стебли пшеницы и побежала домой. По дороге она думала о том, что её Амина от голода плачет и разрывается.

Солнце уже давно перевалило за полдень, на поля и дороги от холмов легли длинные тени. Но войдя во двор, Бата не услышала от малышки никакого плача. Она  тихо лежала в колыбели, а рядом на  набитой  шерстью  подушке сидел её брат Алил. Бата, заподозрив что-то неладное, подбежала к колыбели и спросила у сына:

– Сынок, что с Аминой,  почему она не плачет и молчит? Ты её чем-нибудь накормил?

– Нет, мама. Как ты ушла, она всё время спала и не просыпалась.

– Всё время спала? Не может этого быть! – Бата потрогала рукой лоб девочки. – Да она вся холодная! Что ты с сестрой сделал? Что с ней?

– Не знаю, мама. Когда ты ушла на работу, видя, что сестра спит, я тоже пошёл в комнату и заснул на тахте. Когда я проснулся и вышел к ней, она не плакала и спокойно лежала в люльке.

– Да я же просила тебя, чтобы ты всё время был рядом с сестрой и следил за ней. Что же теперь делать?

Бата, оставив сына и дочь, побежала к фельдшеру Зухре, чтобы она пришла осмотреть дочь. Зухра оказалась дома. Она, не мешкая, собрала свой медицинский инструмент и через несколько минут была у колыбели малышки. Осмотрев и послушав её сердце и дыхание, фельдшер констатировала, что ребёнку ничем уже нельзя помочь, её сердце не бьётся, и она умерла.

– Примите моё соболезнование и здоровья вам. – Фельдшер выразила Бате сочувствие и ушла.

Бата не знала, отчего умерла дочь, и тяжело переживала её потерю. Она, не сдерживая слёз, плакала, рвала на себе волосы, проклиная колхозную работу, из-за которой умерла её единственная любимая дочь. Пришедшие на её крики соседки как могли утешали и успокаивали её. И только на следующий день после похорон дочери Бата немного пришла в себя.

Женщина поехала в районный центр Акуша и телеграфом сообщила мужу Куше в таёжный посёлок о смерти дочери. На похороны Кушу отпустили на неделю. Но в тайгу на лесоповал он больше не вернулся, так как председатель колхоза ходатайствовал перед районным руководством, чтобы его оставили в колхозе, где остро нуждались в рабочих руках. Куша же, узнав о том, что его дочка умерла, когда Бата находилась на уборке колхозной пшеницы, больше не стал в колхозе работать и уехал на нефтепромыслы в Избербаш. И туда же забрал свою семью.

Азиз БУТРИН.

19.12.2023 г.

фото с Интернета